ФЕСТИВАЛЬ  Дорога на Jazz Koktebel, ч.3, заключительная

Утром 11-го сентября наш барабанщик, Игнат Кравцов, встаёт ни свет, ни заря. Он участвует в проекте New Generation, инициатором которого выступает киевская промоутер и радиоведущая Евгения Стрижевская. Суть проекта заключается в том, чтобы 1) собрать яркую украинскую джазовую молодёжь, 2) дополнить её не менее ярким представителем братской России и 3) дать им исполнить на главной сцене свои авторские композиции.

Первая цель достигается вполне успешно: в New Generation позвали, пожалуй, наиболее показательных молодых украинских джазменов: клавишника Ефима Чупахина (Харьков), бас-гитариста Илью Алабужева (Кривой Рог/Киев)и вокалистку Тамару Лукашёву (Одесса). Фима - талантливый композитор, лидер прекрасного харьковского коллектива Acoustic Quartet, получившего Гран-При конкурса при фестивале "Усадьба.Джаз '2010". Илья – развивающийся семимильными шагами бас-гитарист; кроме того, коллеги-музыканты считают Алабужева одним из самых интересных современных джазовых композиторов в СНГ. Что же до Томы, то она, в общем-то, объективно лучшая молодая джазовая вокалистка в национальном масштабе. Что характерно, выступление Тамары и Ильи на фестивале произошло практически непосредственно перед их отъездом на учёбу в европейские вузы. Алабужев сейчас в австрийском Граце, а Лукашёва - в Кёльне: тамошнюю консерваторию она выбрала из четырёх (!) немецких конс, куда с лёгкостью поступила.

Со второй составляющей тоже было всё в порядке. Наш Игнат в этой компании оказался неслучайно: на прошлогоднем Jazz Koktebel он не пропустил ни одного джема, благодаря чему познакомился, в числе прочих, с Фимой, Ильёй и Тамарой, и благодаря чему организаторы к концу фестиваля 2009 начали ставить его во все мыслимые стейдж-бэнды. Таких горячих фанатов джаза, как Игнат – ещё поискать, если честно. Это фантастически одарённый и баснословно трудолюбивый 23-летний музыкант, который попросту бредит джазом и им живёт. Мотается, чуть что, в Нью-Йорк на «повышение квалификации»; подавляющее большинство заезжих джазовых звёзд, которым выпадает выступать на Урале, неизменно приглашает Кравцова играть в гастрольном бэнде. 

А вот с третьим пунктом, - исполнением авторских вещей каждого из участников, - музыкантам пришлось понервничать. Попытки порепетировать ребятами предпринимались ещё в Киеве (где мы выступали неделей ранее). Когда там это сделать не вышло, все решили, что в Коктебеле есть два свободных дня перед выступлением и их вполне хватит. Но в Коктебеле репетировать было то некогда, то не на чем, то негде. В итоге репетиция была всего одна, и не сказать, что продолжительная. А саундчек, во время которого тоже можно было немного пройтись по программе, практически сорвался: когда музыканты приехали к Nu Jazz Stage в назначенное время, они увидели перед собой… полуразобранную конструкцию. За ночь штормовой ветер сделал достаточно для того, чтобы после первого фестивального дня сцену попросту пришлось перестраивать – опускать крышу и заново прикреплять к ней световое и звуковое оборудование.

Несмотря на все эти обстоятельства, совместная программа New Generation прозвучала очень убедительно. Музыканты чутко внимали друг другу, а и вообще как-то было заметно, что отношения между ними самые тёплые. Кульминацией сета стала Игнатова композиция "Release", которую он мечтал сыграть в духе Крисчена Скотта (Chrisian Scott) и для исполнения которой пригласил талантливейшего харьковского трубача Дмитрия Бондарева. Что тут скажешь. «Release» стал самой обсуждаемой в соцсетях композицией сета. Вообще неимоверно приятно, что самое бескомпромиссно-джазовое (не считая выступления Эла Фостера, конечно) выступление на сцене Nu Jazz, от которой зрители не ждут ничего, кроме world music, альтернативы и, в крайнем случае, smooth- или поп-джаза, - так горячо приветствовала публика. А может быть, именно такой музыки хотят те, кто «требует жалобную книгу» после посещения очередного Jazz Koktebel и пеняет организаторам на то, что, де, фестиваль попсеет?..

Впрочем, если бы негодующие пуристы купили билеты на Волошинскую сцену, поводов для упрёков было бы намного меньше (если бы они вообще наличествовали). Здесь команда Jazz Koktebel не скупилась потчевать аудиторию интересной музыкой. Дневные концерты 11-го сентября на этой сцене объединены общей идеей "экзотичности": зрителю предлагается джаз и импровизационная музыка, исполненные на бандуре (украинском национальном инструменте), балалайке и аутентичной перкуссии.

Бандурист Георгий Матвиив к задаче подошёл со всей основательностью — и действительно играл главным образом в джазовом ключе. Интерпретации народных песен (скажем, «Розпрягайте, хлопці, коні») и авторские произведения звучат с характерной джазовой фразировкой; есть в программе и композиции пера джазовых мэтров, — как «Crystal Silence» Чика Кориа. И всё будто бы хорошо и необычно, и звучит далеко не «Реве та стогне Дніпр широкий», а нечто совершенно полярное. Да только на протяжении всего концерта я не могу избавиться от мысли о том, что сама суть инструмента, тот волшебный гул, который производит бандура, её душа – просит вовсе не виртуозных пассажей, а вдумчивого широкополосного саундскейпа.

Выступление балалаечника Дениса Забавского тоже оставило неоднозначное впечатление. С одной стороны, Денис вполне в состоянии составить конкуренцию хоть Алексею Архиповскому, хоть музыкантам из «Терем-квартета»: и исполнительский уровень, и артистизм, и обаяние музыканта, и уместное использование электронных гаджетов это позволяют. С другой стороны, с авторским конферансом надо что-то делать. Зрителям ну совершенно необязательно знать, какие косяки могут быть в следующей композиции и сомневается ли артист в том, что способен сыграть без ошибок. Вот честное слово, если бы Денис просто играл – ощущение от концерта сложилось бы совершенно положительное, а то даже и восторженное.

Под творческим псевдонимом «Мистера Уду», сменившего струнников, скрывается перкуссионист Александр Костюченко. Украинскому слушателю он известен участием в одесской фьюжн-группе Shabanoff Syndicate (кстати, весьма заслуживающей внимания). У музыканта целый чемодан разнообразных трещалок-звенелок-шумелок, несколько дудочек и – loop-station, с помощью которой он в реальном времени создаёт многослойные композиции и которая позволяет Мистеру Уду удерживать внимание аудитории достаточно долгое время.

К концу тройного сета на свежем воздухе есть хочется просто зверски, и я спешно ретируюсь, чтобы успеть вернуться к началу следующего концерта. К третьему дню фестиваля мы с ребятами уже прилично осваиваемся: примерно представляем себе, сколько может занять дорога от сцены до сцены в разное время дня, знаем, где лучше покупать пищу и сувениры. Кстати, о покупках. Местные жители крепко пеняют местным же властям на то, что в Коктебеле засилье приезжих торговцев. Де, съезжаются под сезон всякие-разные, ставят вдоль набережной свои наспех срубленные столы с нечистыми клеёнками и думают только о том, чтобы побольше вытянуть из туристов. Платить за вывоз мусора им невыгодно, оттого урн возле киосков не найти; о внешнем виде времянок никто не заботится, и набережная, которая могла бы быть цивильной, чистой и приятной для прогулок, скорее походит на привокзальный базар. Надо сказать, что его обитатели рубят фестивальную фишку: в палатках с пляжной амуницией торгуют пиратскими сумками и футболками с обрисованным в Кореле логотипом Jazz Koktebel, в забегаловках вместо караоке и «Музыка нас связала» звучит, хоть и под плейбэк, но живой саксофон, а шашлычники стилизуют свои мангалы под клавишные Yamaha.

Что до путешествий со сцены Nu Jazz на Волошинку (которые иной раз занимают времени примерно столько же, сколько может длиться нормальный концертный сет), то наш гитарист Антон во время одного из них дошёл до мысли, что фестивалю впору заказать программистам флэшовую игру-бродилку или обгонялку. Разместить такую игру на сайте – воспоминания зрителям обеспечены на весь год до следующего фестиваля.

Близится время начала вечерних концертов и близится момент принятия решения: на какую сцену всё же пойти, на малую или главную? На большой сцене выступает Вадим Эйленкриг, а после него – Эл Фостер (тот самый, который записал с Майлзом Дэвисом основополагающие джаз-роковые альбомы и вытаскивал своего гениального друга из героиновых заплывов) и, гм, Олег Скрипка. На Волошинке же весь вечер полностью отдан Полу Роджерсу и его трио. Я, насколько это в моих силах, энергично продираюсь сквозь толпу, спеша на Nu Jazz и успеваю застать сет Эйленкрига, – статного трубача-культуриста. Вадим, некогда штатный участник биг-бэнда Игоря Бутмана (музыкант покинул оркестр незадолго до приезда в Коктебель) исполняет сочный smooth-jazz. Исполняет убедительно, с огоньком и душой, - честно говоря, что бы Эйленкриг ни играл, не слушать нельзя: владение инструментом, звук – поразительные.

Пара композиций – и я мчусь обратно, в сад дома-музея Волошина. Чем хороша Волошинская сцена, помимо камерности, ощущения уюта и защищающей от ветра листвы – так это тем, что можно беспрепятственно стоять или сидеть в непосредственной близости от артистов. Серьёзно: если расположиться сбоку сцены, не проходя к рядам стульев, вполне реально услышать, как, к примеру, дышит барабанщик. В паузах, конечно. А ещё, если у тебя бэдж участника фестиваля, можно пробраться на веранду с другого боку сцены, и смотреть на происходящее сквозь листья спускающегося со второго этажа винограда.

Пол Роджерс, довольно знаменитый в «узких кругах ограниченных людей» британский (но в последнее время живущий во Франции) новоджазовый контрабасист (а вовсе не американский рок-вокалист, как вы подумали) тем временем уже на сцене. Одетый в клетчатые шорты и черную парусиновую рубаху музыкант держит в руках нечто, похожее на жука-инопланетянина из “Men In Black”. Это нечто – сделанный на заказ контрабас. Хотя так этот инструмент можно назвать только по виду, поскольку его строй охватывает не только контрабасовую тесситуру: «майский жук-инопланетянин» снабжён семью основными и семью симпатическими, резонансными струнами. Конечно же, вниманием публики Роджерс в немалой степени обязан своему чудо-инструменту. Конечно же, новоджазовый контрабасист, выступающий соло – не такая уж и редкость, и чудо-инструмент позволяет музыканту занимать собственную нишу. Но музыкант вовсе не прикрывает диковинным инструментом свои слабые стороны, и наверняка пригласили его не только для того, чтобы дополнить ряд экзотический струнный ряд «бандура-балалайка-чудо-бас». Роджерс – это человек, обладающий абсолютно неиссякаемой фантазией: бьюсь об заклад, ему даже деревянные ложки дай в руки – глаз отвести будет невозможно.

Музыкант играет протяжённое соло. Трудно сказать точно, по ощущениям – минут сорок, наверное. Тщетно я силилась уловить хотя бы одну явственную паузу за это время. Роджерс играет не-пре-рыв-но, он действительно находится в полёте, свободном полёте свободной импровизации, сам себя подхлёстывает своими же идеями и – такое впечатление, что если бы не ограничение по времени, он бы до утра исступлённо терзал свой инопланетный контрабас. Музыкант то ведёт мерное повествование, нежно поглаживая деку, то впадает в раж, подскакивает, вьётся вокруг контрабаса, рвёт струны двумя руками, пилит гриф огромными лобзиками-смычками, выхватывая их из-под своих ног так, как будто у него нет права на промедление и нельзя ни в коем случае упустить нужный момент; топает ногами, выбивает громовые раскаты из басов, щиплет симпатические струны, звучащие японским сямисэном: не даёт опомниться ни на секунду, выливает на тебя нескончаемый – и изобретательнейший при этом! – поток звуков.

В этом потоке всё предельно ясно и понятно. Ты не делаешь над собой никакого усилия, музыка вплывает легко и свободно, над ней не властен принцип «от противного» - «как-нибудь так, да чтобы не так, как у остальных». Сам Роджерс в одном из интервью говорит: «свободная импровизация означает, что ты можешь играть всё, что сочтёшь нужным. Если эта музыка в твоей голове, если она – часть тебя, если ты не боишься вкраплять в неё «странные» элементы – тогда всё сработает, тогда прогрессия мыслей будет естественной. Некоторые музыканты, исповедующие improv, боятся мелодичности или ритмичности. Может быть, потому, что они на неё не способны, конечно. Но я не из их числа. Если ты хочешь сыграть последовательность аккордов – значит, тебе нужно это сделать. В конце концов, о какой свободе мы говорим, если ты намеренно избегаешь каких-то вещей?» И действительно, – его музыка живая, органичная, развивающаяся по естественным законам. Мне совсем не хочется уходить с Волошинской сцены, тем более, что Эла Фостера я слышала в Москве пару лет тому, когда он выступал с концертами в московском клубе «Союз Композиторов». Даже арт-директор фестиваля Андрей Слабинский (который, казалось бы, должен ратовать за всеохватное освещение событий фестиваля) говорит: «Да постой здесь, послушай, в конце-концов, Роджерс в Украине впервые». И я остаюсь на сет Роджерса в трио с саксофонистом Робином Финкером и барабанщиком Эмилем Гроссом, и совершенно не жалею об этом.

На Nu Jazz, таким образом, я попадаю чуть ли не к финалу выступления Фостера. Слышать исконно-посконный джаз, настоящий, без примеси этники, рока и развлекательных элементов вечером на главной сцене, как ни парадоксально, уже даже как-то непривычно. Вопреки ожиданиям организаторов (которые, похоже, отчего-то разуверились в том, что джазовая музыка может собирать тысячи зрителей, и на большой сцене делают ставку на более массовые пограничные стили), аудитория получает нескрываемое удовольствие. Пожилая пара танцует нечто наподобие танго, молодые влюблённые стоят, обнявшись и закрыв глаза; многие, раскинувшись на гальке, просто мечтают, глядя в звёздное небо под печальный саксофон Эли Деджибри, густой бас Дага Уэйсса, проникновенное фортепиано Адама Бирнбаума, пронзительную и мудрую музыку уже пожилого, но такого молодого Фостера. Новых горизонтов нам не открывают, но дают нечто большее…

«Кто додумался поставить Олега Скрипку после американцев?» – вопрос риторический, но большинство уже привыкло к тому, что ночью на Nu Jazz «будуть танці» ©. И они таки были; на сей раз – в исполнении автора этой самой цитаты, лидера Воплей Відоплясова, а ныне руководителя джаз-кабаре Забава. Тремя неделями ранее мы «разогревали» Скрипку на фестивале «Art Jazz Cooperation» в западноукраинском городе Ровно. Представление о «Забаве» я получила более чем достаточное, и второго раза как-то... уже не хотелось. Если вкратце: это очень сильно скорее кабаре, чем джаз и скорее даже кабак, чем кабаре; с преобладающим размером 2/4; с не лишённым юмора конферансом от лидера, фигуристыми, выразительно артикулирующими бэк-вокалистками и «медной группой», без которой было бы совсем грустно. Один из знакомых барабанщиков о «Забаве» высказался в том ключе, что, мол, если бы у меня была такая работа, я бы бухал по-чёрному – и я его понимаю.

На выступление вокалиста De Phazz Карла Фриерсона я не остаюсь; концерты модной нынче (по крайней мере, если верить публикациям в СМИ) киевской певицы Lissa Wassabi и белорусской группы CherryVata тоже потеряли во мне зрителя. Что до Фриерсона, – то он, кажется, не пропустил ни один Jazz Koktebel с 2005-го затёртого года. Фриерсона на фестивале действительно много, но зрителям, впрочем, он не надоедает. На видео Карл поёт с вокалисткой белорусской группы «Акана» Русей. Похоже, что экспромтом.

Утром 12-го сентября я понимаю, что – всё, баста: три недели недосыпа, сидячих вагонов и автобусов, а также три дня беготни с холма Юнге на площадь Волошина меня доконали. Я сплю до половины двенадцатого, я жутко злюсь на себя за то, что сейчас придётся «в темпе 400» принимать душ и приводить себя в порядок и бегом бежать на Nu Jazz, а всё потому, что я не могу пропустить своих любимцев Acoustic Quartet, но сплю всё равно, и даже завтрак не пропускаю. Как ни странно, оказывается, что к моему приходу харьковчане сыграли всего пару вещей, и я с довольной улыбкой внимаю происходящему.

Когда у меня спрашивают «Таня, какие джазовые люди из Украины нынче заслуживают внимания?», я обычно задумываюсь. Ищу, какой бы альбом поставить, чтобы впечатлить наверняка, уточняю, каким конкретно джазовым стилем увлекается мой собеседник. В последние несколько лет, правда, мне стало несколько попроще отвечать на этот вопрос, потому что есть Acoustic Quartet из города Харьков. За текущий год я слышу их уже в третий раз – сначала это был июнь, финал конкурса Усадьба.Джаз, на котором ребята взяли Гран-При (разделив его с Вадимом Неселовским и Андреем Прозоровым); потом июль, фестиваль МузЭнерго; ах, да, трубача Диму Бондарева я ещё слушала в марте на международном конкурсе памяти Евгения Савина, где Дима стал лауреатом Гран-При – и вот теперь Jazz Koktebel. И ведь какая штука: каждый раз на их концерте я рыдаю просветлёнными слезами.

Эти парни пока не избалованы ни высокими гонорарами, ни каким-то особым вниманием зарубежной публики. Но это даже хорошо: в их глазах нет усталости и пресыщенности, музыка для них – путь, и истина, и жизнь, а не просто профессия. Харьковчане играют авторскую музыку, современный джаз, свежий, радостный, захватывающий, где-то неожиданный, где-то родной и знакомый. Они превращают запись со звуками, которые издаёт новорожденный младенец, в смачный блюз, а «Earth Song» Майкла Джексона – в неимоверную по силе молитву-посвящение. Я люблю их безумно и желаю читателю непременно попасть на концерт Acoustic Quartet, если они появятся где-то поблизости.

В какой-то момент к харьковчанам присоединяется вокалистка Аня Чайковская. Аню можно, наверное, назвать местным артистом, потому что в Коктебеле у неё есть дом (где, как вы понимаете, во время фестиваля тусят все музыканты, которые только могут туда дойти). А можно и не назвать, потому что совершенно непонятно, где Аня на самом деле живёт: вроде бы и в Харькове её считают своей, а вроде бы и в Донецке тоже. Но, собственно, это неважно. Когда Аня поёт, особенно по-английски, абсолютно невозможно определить, откуда она. Может быть, из Испании, может, из Аргентины, может, ещё откуда. Фирмá, как говорят музыканты. Очень светло, свежо, с чувством, обаятельно, и… секси, в общем. Правда, когда Аня поёт на русском, это ощущение несколько теряется, но яркое и приятное послевкусие всё равно очень и очень отчётливо. Аню на сцене сменяет Карл Фриерсон. Глядя на вокалиста, которого поставили в утреннюю программу закрытия фестиваля (в сопровождении всё тех же Acoustic Quartet), никогда не скажешь, что он накануне оттрубил полночи. Это профессионал высокого класса: и мёртвого поднимет. Даже я, не особо расположенная к тому, чтобы меня развлекали энтетейнеры, начинаю раскачиваться в такт.

С четырёх часов дня на Волошинской сцене стартует заключительный фестивальный концерт, который проходит нон-стопом до самой поздней ночи. Для начала на сцене появляется трио Натальи Лебедевой, самой известной в Украине джазовой пианистки и педагога, через которого проходит подавляющее большинство талантливой киевской импровизирующей молодёжи. Наташа и её коллеги, басист Константин Ионенко и барабанщик Алик Фантаев, играют авторскую программу пианистки. Пожалуй, из всех Наташиных программ, что я слышала, эта мне ближе всего. Я даже записала наиболее иллюстративную, по моему мнению, композицию – умную, увлекательную, с хитрой сменой настроений, интересными композиционными находками и неодолимым драйвом.

К финалу сета Наташа, Костя и Алик играют несколько произведений Фредерика Шопена в собственных аранжировках – и окончательно завладевают моим сердцем. Шопена, конечно, вообще трудно испортить, но дело даже не в этом: музыканты играют его с такой любовью, что её чувствуешь физически. Отдельное спасибо Алику Фантаеву за «номер с полиэтиленовым пакетом», с помощью которого имитировалось потрескивание поленьев в костре. Очень нежно, очень грустно и – талантливо.

Организаторы Jazz Koktebel сделали очередной подарок любителям мейнстрима, пригласив закрывать фестиваль легенду – саксофониста Джерри Бергонзи. Как-то Майкла Брекера, светлая ему память, спросили, ежедневно ли он занимается на инструменте, и он ответил так: «Конечно! Пока есть Джерри Бергонзи, ни один саксофонист не может спокойно почивать на лаврах. Так что надо постоянно держать себя в форме» (правда, вышло так, что Бергонзи всё ещё есть, а Майкла уже нет...) Словом, пуристам от джаза было чему порадоваться. 63-летний саксофонист, известен (помимо продолжительной работы в ансамбле Дейва Брубека, звания профессора в Консерватории Новой Англиии прочих занимательных фактов), прежде всего, тем, что является преданным последователем музыкального метода Джона Колтрейна. И, наверное, мне бы надо было сидеть да слушать с открытым ртом, но я, каюсь, променяла сет Бергонзи (который, справедливости ради, играл не с собственным коллективом, а с приглашёнными музыкантами из Армении) на две содержательные беседы. Первая состоялась с арт-директором фестиваля Андреем Слабинским, и её я привожу ниже, а вторая – с саксофонистом Андреем Прозоровым, и это интервью мы дадим отдельным материалом.

- Андрей, сколько существует Волошинская сцена, года три?
- Нет, второй год. В таком виде - второй.

- Насколько я понимаю, вы долго думали, что с ней делать. В прошлом году это была одна концепция, дни украинского джаза, распределённые по инструментам (саксофон, гитара, вокал), с бесплатным входом, в этом году – другая. Что будет в следующем?
- В прошлом году это была просто импровизация, нам было интересно посмотреть, как эта музыка будет слушаться, соберём ли мы публику. Атмосфера в саду получилась очень приятная. Я уехал сразу после фестиваля в Болгарию на форум и там понял, что нужно на эту сцену собирать избранную публику и достойных её исполнителей, но за разумные деньги, иначе идея себя не окупит.

Пришла такая идея: сделать сцену с современным джазом, с такой несколько авангардной подачей. Мы начали искать артистов. Возникли очень хорошие предложения из разных стран, некоторых артистов нам помогли привезти посольства, плюс ещё были победители шоу-кейсов. Все зарубежные исполнители – впервые в Украине и даже в СНГ. А из русских и белорусских исполнителей мы выбрали самых ярких, все программы лично отсмотрели, познакомились с музыкантами поближе. Нам очень важно чувствовать какую-то такую... дружественность со стороны музыкантов. Не очень хочется, чтобы здесь выступали люди, у которых другие взгляды на жизнь, на мир, на музыку. Очень важно, чтобы музыкантам было что сказать, потому что многие играют совершенно по другим причинам. И чтобы они делали это каким-то способом, заслуживающим внимания. И в идеале хочется, чтобы мы друг к другу испытывали какую-то симпатию. Я не музыкальный эксперт, мой взгляд на музыку очень простой: она должна что-то передавать, нести какой-то мессидж.

- Я езжу на Джаз Коктебель года так с 2004-го, и многие участники фестиваля тех лет до сих пор с теплом вспоминают музыкантский палаточный лагерь у подножия Карадага. Было очень душевно: все эти круглосуточные джемы, братание, уха из огромного котла... Не планируете ли возродить этот формат?
- Ой, это уже забылось... Этого лагеря давно нет, потому что на том месте теперь гостиницы. Территорию пиратским способом продали, рощу спилили и построили жлобские отели.

- А что с кафе Калипсо, где проходили ночные джем-сешны «свободных музыкантов»? Там ведь и раньше джемовали все, кому хотелось, то есть, вы просто забрэндировали это место под себя?
- Ну да, можно и так сказать. Мы предложили кафе организационную помощь. Мы отказались от идеи бесплатных концертов, потому что не видели возможности фейс-контроля, кого впускать, кого не впускать. И с этим кафе... мы изначально тоже хотели вести какой-то отбор выступающих, чтобы можно было контролировать качество, но... похоже, это не удалось. Возможно, мы и откажемся от этой идеи в следующем году.

- Андрей, но с джемами надо что-то делать непременно. На фестивале собирается столько отличных музыкантов, они знакомятся, сбрасывают друг другу свою музыку в айподы, хотят вместе поиграть – а сделать это негде. Клуб "Виктор", который позиционирует себя как джазовый, – не вариант, атмосфера не располагает.
- Ну.. пока что в Коктебеле нет таких площадок... не то, чтобы дружественных, а просто – где красиво можно было бы это реализовать. Мы неоднократно пытались это делать с самыми разными заведениями, но всё сходило на нет.

- Скажи, Андрей, сколько народу собралось в итоге на главной сцене?
- Ой, это я могу только на глаз оценить, на самом деле. Потому что одних приглашённых по бэджам было человек 600.

- Да ну.
- Серьёзно. Пресса, музыканты, приглашённые гости, волонтёры, техники, команда. Кто-то пролезает через заборы, мы не можем всех контролировать. Примерно 7-8 тысяч курсировало на Аукцыоне, вчера поменьше. По поводу контроля: здесь, в Коктебеле, регулярно выплывает нереальное количество форс-мажора, которое для здравого человека вообще непонятно. Здесь такая, знаешь, жесткая крымская реальность. Вместо того, чтобы развивать комфортные условия для публики, мы боремся  с противодействием. Начиная с торговцев, заканчивая властями и полубандитскими образованиями. Мы пытаемся свести на нет плохой сервис по питанию, туалетам, жлобство вот это на набережной, но многое выходит из-под контроля. Вся та стратегия, которую мы готовим целый год, разбивается о реальность. Мы вообще серьёзно подумываем о том, чтобы увезти фестиваль из Коктебеля, скажем, в Тихую Бухту. Ну а что. Наладим регулярное сообщение. По крайней мере, мы сможем людям в глаза смотреть и быть ответственными за всё полностью.

...Пока мы рассуждали с одним Андреем о судьбе Jazz Koktebel, а с другим − о квинтэссенции творчества, на Волошинке закончился All-Stars-Jam, а вместе с ним −и фестиваль. Музыканты разбились на группки и разбрелись отмечать это дело; мы с харьковчанами устремились смотреть на штормовое море с веранды Ани Чайковской.

А на следующее утро нас c Free-Spoken Band снова ждал водитель Эдем, который увёз нас на вокзал, и мы уехали прочь от палящего сентябрьского солнца, нескончаемых потоков музыки и ...вероломных инфекций ЖКТ, одну из которых таки удалось подхватить в последний день пребывания в Крыму. Ни одного Джаз Коктебеля без обгоревшей кожи, измождения и энтеровирусов: это, похоже, уже закономерность. И в следующем году я, несмотря ни на что, в который раз поеду проверять её на прочность.