Tori AMOS  Тори небыль, Тори быль

В шесть утра 2 августа я сидел в аэропорту города Саратова и волновался. Причиной тому был вовсе не самолет Як-42, который грозил не взлететь из-за поломки ответчика, и не проливной дождь, и не встречный ветер в Москве, из-за которого «Домодедово» могло не дать посадку. Я боялся опоздать на концерт Тори Эймос (Tori Amos).
Накануне за ужином один пиарщик, чье имя на Звуках нельзя называть, сообщил, что был на предыдущем концерте Тори в Москве и ему не понравилось. Я на предыдущем концерте не был, но рекомендация пиарщика еще раз убедила меня в том, что в Crocus City Hall надо попасть во что бы то ни стало. И плевать на погоду. И даже Як-42 со сломанным ответчиком не мог меня остановить.

Естественно, я успел. В шесть часов я уже нежился в красном бархате зала «Крокус», проигрывал в голове последнюю пластинку Тори «Night Of Hunters» с хитом «Carry», упорно отказывающимся вылезать из головы. Притаившаяся на сцене черная громада «Безендорфера» успокаивала: шоу вот-вот начнется.

Если и есть к чему придраться в нынешнем туре Тори — так это, прости Господи, к «разогреву». То ли в Питере все было спокойнее и глаже, но согласиться с мягкими оценками коллеги Кашапова я не мог никоим образом. Юное дарование Марк Хоул (Mark Hole) куда больше рассказывало о своей несчастной любви, чем пело. «Меня полгода назад бросила девушка, и эту песню я посвящаю ей,» — после этой сопливой тирады Марк выдал не менее сопливую балладу о том, что вот, мол, ты там далеко, а я тут поехал в тур с Тори, но все равно думаю о тебе. Напоследок Хоул сообщил, что в фойе можно купить маечку с его логотипчиком («Там две птички несут надпись „Марк Хоул“, очень красиво!»), а еще диск («Мой первый диск, он недавно вышел»), — а еще, если не затруднит, давайте все вместе покричим «Марк Хоул» — и сразу станет хорошо.
Неудивительно, что после такого добрая половина зала воспользовалась антрактом и отправилась в буфет совершать небольшое углеводное самоубийство. Там злость на Хоула несколько поутихла — и к выходу Тори народ был уже совершенно благостен.

Певица вышла на сцену в длинном черном платье, взмахнула рыжей гривой волос — и из-под крышки «Безендорфера» полились звуки «Shattering Sea», в которой сразу же на полную катушку раскрывается мастерство и госпожи Эймос, и аккомпанирующего ей квартета «Apollon Musagète»: абсолютное взаимопонимание музыкантов, плотная и четкая ансамблевая игра. Ну и, конечно же, аранжировка: «скупая полифония», доступная ранее разве что прог-рокерам (незримая тень Питера Хэммилла (Peter Hammill) будет парить надо всем концертом) — Тори идеально оперирует и цитатами из классики, и мастерски вплетает в музыку собственную исполнительскую манеру. Вот левая рука Тори начинает в «This Old Man» отыгрывать басы синхронно с контрабасистом, в то время, как правая рука дублирует вторую скрипку, а вокал в терцию поддерживается первой скрипкой. В результате получается такая мощная и совершенно гипнотически действующая на зрителя звуковая «пачка», что когда после «Fearlessness» Тори отпускает музыкантов и остается за роялем одна, две трети зала уже загипнотизированы окончательно.

Что до меня, то я окончательно покорился рыжеволосой диве после нежно обожаемой «Mr.Zebra», — коротенькой виньетки, где в полторы минуты умещается все — и потрясающая мелодика, и пульсирующая ритмика, и завораживающий вокал — от иронии на высоких тонах до драматизма на низких.

Сет-лист московского концерта существенно отличается от питерского: нам не досталась нирвановская «Smells Like Teen Spirit», зато мы получили блестящие кавер-версии «Fire and Rain» Джеймса Тейлора (James Taylor) и «Scarborough Fair» Simon & Garfunkel, которую удалось узнать только после первой строчки. Тори очаровывает, Тори проделывает любимые фокусы — то она разворачивается анфас к залу: левая рука на клавиатуре «Бозендорфера», левая нога — на педали рояля, в то время как правой она играет на Yamaha S90ES. В это время она напоминает какую-то волшебную птицу или сирену, которая только и готова своим пением околдовать очередного Одиссея. Черные полы платья похожи на крылья и лишь пальцы пробегают по клавишам, да извивается под тканью невидимое тело. Чем не магия? И звучащая под финал «Siren» только усиливает эту аллюзию.

В отличие от Питера, москвичам досталась наивная и прелестная «Bachelorette», — трогательный би-сайд, крохотный шедевр мелодизма, звучащий в сольном исполнении куда лучше, чем в запредельно грязно записанной сингловой версии. Тори лукаво улыбается, а зал сходит с ума: у сцены уже собралась толпа людей с цветами, а в проходе переминается с ноги на ногу маленькая девочка с игрушечной собачкой. Собачка, видимо, предназначалась для подарка, но видно, что девчушке ужасно хочется оставить игрушку себе. В конце концов девочка, тяжело вздохнув, прижимает собачку к груди и, насупившись, дослушивает «Carry». Песня, звучавшая у меня в голове всю дорогу от Саратова до Москвы, невзирая на полуразвалившийся самолет, встречный ветер и мрачные предчувствия, обрушилась как водопад, стирая пространство и время, увлекла как водоворот, разбила на сотню маленьких частей последним резким аккордом.

Волшебство существует — теперь я знаю, как оно звучит.

P.S....Выходя из зала на ватных ногах, я наткнулся на приснопамятного Марка Хоула. Тот стоял у лоточка с собственными дисками и маечками с птичками, пытаясь раздавать автографы. Злиться на нежного юношу с трудной судьбой уже не хотелось, — тем более, что он уже очаровывал какую-то длинноногую блондинку. Может быть, благодаря этому спонтанному союзу зрители других городов турне Тори будут избавлены от грустных песнопений. Вдруг благодаря русской красавице Марк все-таки напишет что-то повеселей, кто знает? Ведь чудеса, пусть редко, но случаются — и на концерте Тори Эймос им самое место.