Даниил КРАМЕР  "Я знал лауреата 20 конкурсов, который играть вообще не умел"

Пианист и композитор Даниил Крамер - о своем опыте работы в качестве председателя жюри конкурса "Arena Moscow Night. Наш джаз", о недостатках и достоинствах нового поколения джазменов и перспективах джаза в стране

19 ноября состоялся финал конкурса Arena Moscow Night. Наш джаз. Победителем конкурса стал ProJazz.Group - бэнд под руководством Энтони Карапетяна. Второе и третье место заняли коллектив Антона Котикова Арфа & Джаз и группа Shoo.

Проект "Arena Moscow Night. Наш джаз" пришел на смену двум предыдущим — посвященным опере и музыкальному театру. За полгода состоялось 5 отборочных концертов, в каждом из которых состязалось по 3 команды-участницы. В общей сложности в проекте приняли участие 15 групп, в сетах которых джаз граничил с роком, этникой, психоделией и авангардом.
Темы каждого концерта были невероятно разнообразны! Музыканты отмечали 120-летие Исаака Дунаевского, соревновались в аранжировке стандартов и хитов The Beatles, отважно смешивали джаз с классикой. Профессиональное жюри, в которое на разных турах входили Алексей Кузнецов, Анна Бутурлина, Павел Карманов, Даниил Крамер и многие другие мэтры, отслушало десятки выступлений. Осенью состоялись три полуфинала: их посвятили 75-летию Победы, столетию Чарли Паркера и юбилею первой бродвейской постановки оперы Джорджа Гершвина "Порги и Бесс".
Темой финала стала киномузыка. Ведущий конкурса — известный джазовый обозреватель и постоянный автор Звуков Михаил Митропольский — обсудил с председателем жюри народным артистом России, пианистом Даниилом Крамером итоги конкурса... А заодно и перспективы джаза в стране.

Михаил Митропольский: Я был очень рад вас видеть в качестве члена и председателя жюри, ведь организаторы ориентировались на реакцию публики. Конкурс был необычным, поскольку из-за пандемии он проводился онлайн. Вдвойне интересно, как вы себя ощущали в этих условиях?
Даниил Крамер: Открою вам тайну: я использовал опыт, который получил в советское время, когда меня совершенно неожиданно назначили в комиссию по тарификации центрального "куста" тогдашних советских филармоний (так назывались филармонии, охватывающие Тульскую, Курскую, Орловскую, Белгородскую и другие области). На тот момент я совсем недавно закончил институт, и это был первый раз в моей жизни, когда я кого-то судил. Все обсуждение сводилось к фразам типа "этот ничего так выступал" или "мне не нравится". Когда дошла очередь до юного меня, я просто достал все свои записи и разобрал каждую фразу, каждый оборот, качество звука и фразировки, квадратуру фразы и многие другие параметры. Буквально через одно заседание я стал председателем этой комиссии (смеется).
Михаил: В ситуации, которая была сейчас, произошло примерно то же самое. Правда, вы сразу стали председателем комиссии, но тоже исходя из того, что вы действительно занимались профессиональным разбором того, что происходило у музыкантов. Согласитесь, что публика не всегда понимала, о чем идет речь. Но давайте вернемся к музыкантам. На мой взгляд, вся эта затея была важна для того, чтобы джаз продолжал занимать важное место в культурном восприятии. И я совершенно убежден, что джазовые музыканты очень зависимы от публики в зале. Хорошим джазовым музыкантам нужна компетентная публика, которая понимает, что происходит на сцене. В наших условиях публики не было. Девять полноценных концертов - без публики...
Даниил: Когда я играю на сцене классическую музыку, мне реакция публики также важна — возможно, даже больше, поскольку там гораздо больше нюансировки и других "мелочей". Конечно, и джазовые музыканты зависят от публики, но не только они. "Зависимость" эта бывает разная. Как импровизатор, я очень завишу от восприятия публики. Она меня либо вдохновляет, либо нет. А конкурс есть конкурс, и все находятся в одинаковых условиях. Важность конкурсов для меня совершенно однозначна. Однозначно и то, что невероятно увеличивающееся с советских времен количество этих конкурсов сильно снизило их значимость. Я знал лауреата 20 конкурсов, который играть вообще не умел. Поэтому мне так важно было при публике разбирать все недостатки конкурсантов. Вдвойне было приятно, что победители уже на стадии финала были не номинальными (потому что, скажем, просто лучше остальных, а на самом деле играют плохо), а таковыми по факту. Некоторым из них я уже предложил сотрудничество в серии своих онлайн-выступлений. Что касается значимости профессионального разбора, я видел реакцию на него. Некоторые со мной соглашались, некоторые считали, что я был предвзят. Последнее меня огорчало, поскольку я эти разборы делал не для себя, а для них. Тот, кто учится, тот идет дальше - а если человек считает себя гением в последней инстанции, то флаг ему в руки.
Михаил: По моим наблюдениям, значительная часть слушателей не всегда слышит исполнительские нюансы. Некоторые посетители БЗК на вопрос об исполнителях отвечают "какая разница, кто играет, музыка-то хорошая". Как раз джаз развивает слух в отношении художественных выразительных средств. С другой стороны, и джазовая публика часто аплодирует по причине того, что узнала тему, — то есть, по сути, самим себе. Звучат аплодисменты в обязательном порядке и после того, как музыкант отыграл соло - причем не важно, как он его отыграл. Я думаю, что наше с вами восприятие того, что происходит на сцене, может отличаться. Я хотел бы, чтобы вы оценили то, что творилось руками молодых музыкантов.
Даниил: Я выделил несколько тенденций на основе этого и других профессиональных конкурсов. Из хороших тенденций я бы отметил все возрастающее мастерство отечественных молодых ребят. Они хорошо учатся, прекрасно знают фразеологию музыки, отлично ориентируются в современной джазовой музыке, знают, кто какой стандарт исполнял. Иногда они называют такие имена, которые даже я не знаю, из современного мира джаза. Многие молодые музыканты сейчас играют со мной на концертах, и я заметил, что эти музыканты, которые в силу своей подготовки попадают сразу в высший эшелон отечественной джазовой музыки, ни в чем не уступают американским коллегам, и это меня радует. А не радует меня продолжающаяся тенденция недостатков. Первое — большинство молодых музыкантов обладают клубным качеством исполнения. Они не умеют удержать внимание публики на протяжении всего концерта. И на вашем конкурсе по двум-трем сыгранным каждым музыкантом номерам невозможно было определить, какие из них режиссеры, способны ли они выстраивать концерт.
Михаил: Наверное, в большинстве конкурсов это и невозможно определить?
Даниил: Нет, возможно. Иногда конкурсные выступления продолжаются по 40-45 минут (вспомним конкурс Чайковского), и на них как раз проверяется выносливость музыканта и его умение держать публику. Причем трудность исполнения при этом возрастает, это тяжелое испытание, и многие музыканты этого просто не выдерживают, они утрачивают внимание публики. В Союзе композиторов у нас проходили фестивали, на одном из которых Герман Лукьянов сыграл блистательную полифоническую пьесу для шести саксофонов с ритм-секцией. Я сидел и наслаждался, но вдруг обнаружил, что в ходе ее исполнения ползала уже ушли. Мне стало любопытно, изменят ли что-то музыканты, чтобы заинтересовать зрителей. Но нет — музыкантам было все равно. Это клубный уровень, а молодые музыканты, к сожалению, лишены возможности получить большую сцену, и это накладывает специфический недостаток на их исполнение. Чтобы понять, что такое концерт, надо выходить на сцену регулярно.
Михаил: История искусства показывает, что есть разные типы поведения. Иногда художники не могут не творить и им совершенно не важна реакция публики. Значительная их часть все равно переходит в разряд классиков. Другие же подстраиваются под публику. Что касается Германа Лукьянова, то он относится к первому типу и просто не позволил бы музыкантам что-то менять в концертном исполнении.
Даниил: Существуют музыканты интроверты и экстраверты. Вот Билл Эванс — интроверт, который, казалось бы, никогда не обращает внимание на публику. Но он играет так, что публика в это полностью погружается. Раньше я несколько высокомерно относился к понятию "джаз-клуб". Меня сильно выбивал из колеи стук вилок и ножей о тарелки, посторонние разговоры. Но некоторые музыканты совершенно не обращают внимания на посторонние шумы. Не буду сейчас называть имя блестящего питерского гитариста, с которым мы однажды устроили тур. Мне пришлось ему устроить целую лекцию о том, что он на сцене играет так, что его вообще перестают слушать. Недостаток — неизменная динамика почти каждого произведения. Слово "нюансировка" многим музыкантам практически вообще не знакомо. А есть ведь еще более изощренное понятие "филировка", которое как раз и берет внимание публики, даже если она совершенно не искушена.
Михаил: В случае сложной музыки, которая требует для своего восприятия очень серьезной подготовки, это распространенное явление.
Даниил:Я имею опыт дирижирования и выступления с оркестрами, и меня ломает, что репетиция — одна, и на ней мы едва успеваем достигнуть взаимопонимания. Но поговорка гласит, что дьявол кроется в мелочах. Меня учили тому, что 90% работы над музыкой — самая топорная часть работы. Самая трудная часть работы — 9%. А труднейшая и далеко не всем доступная часть работы — последний 1 процент, над которым работают годы. Доходило, например, до того, что опытнейшие музыканты не могли понять, над чем работает Святослав Рихтер, слушая, как он на репетиции отрабатывает десятками повторений одну и ту же фразу.
Михаил: Предлагаю обратиться, возможно даже в этом разрезе, к анализу выступлений участников конкурса.
Даниил: Часть моих суждений как раз сводилась к тому, что победители были более музыкальны в этом отношении. При этом они не были совершенны, некоторым из них было присуще недостаточное владение формой. В том числе это проявилось у победителей ProJazz.Group Энтони Карапетяна, которые вторую пьесу растянули так, что потеряли все внимание слушателей. Необходимо чувствовать форму. Скажу и о качестве динамики. Прямота динамики — это недостаток, который был присущ, так или иначе, всем музыкантам.
Михаил: ProJazz.Group показал необычную музыку, которая не очень характерна даже для нашего сообщества.
Даниил: Именно для нашего! Потому что, играя в Ереване, я слышал эту стилистику и манеру исполнения неоднократно. При этом Карапетян отличается достаточным своеобразием и особым восприятием этно-джазовой армянской стилистики. У меня был прецедент, когда я один день играл в Ереване, а еще через один — в Баку. Разница — колоссальная. И там, и там я играл сольно и с местными музыкантами. Конечно, когда европейские музыканты приезжают в Азербайджан и слышат сочетание джаза с мугамами, первые час-полтора это производит почти шоковое впечатление. Но когда ты привыкаешь к этой стилистике, то понимаешь, что уникальной она кажется только для нас. Для местных музыкантов мугамы — это просто норма мышления.
Михаил: Я бы не согласился с этим. Такая стилистика уже давно в джазе кажется привычной. Увлечение в мире такой музыкой началось примерно с 1963 года, в том числе усилиями Дона Черри. Что касается мугамов, вспомним Вагифа Мустафа-заде, конец 60-х. Важнее то, как люди с этими мугамами обращаются, для чего это делается. Когда я услышал ансамбль Тони Карапетяна в первый раз, я отметил для себя, что они активно используют элементы разных культур, находятся в русле музыкантов знаменитого лейбла ECM и заботятся о том, чтобы это имело музыкальный смысл.
Даниил:Вопрос смысла — следующая тенденция, о которой я хотел поговорить. Это глобальная проблема для музыкантов разных стран. Когда я инспектировал класс Эрве Селлена, он, по-моему, на меня обиделся, потому что я сказал: "Они у тебя все прекрасны и все прекрасно одинаковы". Глобальная проблема заключается в следующем. Студентам я рассказываю сказку: представьте себе, что вы миллиардеры, и у вас есть три вещи, которые стоят по миллиарду — кисточка, краски и холст. Кисточка может нарисовать все, что захотите, вплоть до волоса. Краски будут всегда свежими и передавать совершенно невыразимые оттенки. Холст такой, что может выдержать вулкан. А теперь три вопроса. Самый легкий: вы способны этими замечательными красками и кисточками написать картину, которая приведет всех в восторг? Второй вопрос: можете написать эту картину так, чтобы каждый идущий мимо прохожий остановился? И третий вопрос: можете нарисовать так, чтобы прохожий не смог уйти, непременно захотел бы вернуться? Почему мы слушаем одну и ту же пьесу, которую знаем назубок, вновь и вновь? Вот этой сверхзадачи музыканты, к сожалению, перед собой не ставят. Музыкантам важнее "краски, кисточки и холсты", а образа не остается. Иначе говоря, музыканты играют не образно, и это не только наша тенденция.
Однажды я сравнил джаз с подростком, который пока еще не стал взрослым, потому что там не достигнут тот уровень трагедийности, который есть в классической музыке. Никто еще не написал в джазе вещь, равносильную "Реквиему" Моцарта. В этом плане я считаю оперу "Порги и Бесс"» классической, а джазом ее уже делали сами джазмены. И мне было смешно, когда в Базеле после моего сольного концерта ко мне подошел местный критик и сказал: "Господин Крамер, это все, конечно, прекрасно, но объясните, почему в вашем концерте столько трагических вещей?" А у меня в программе действительно много таких произведений, которые можно назвать не сильно джазовыми и которые призваны углубить восприятие джазовой музыки, сделать его другим. Критик же считал, что джазовая музыка должна снимать стресс. В этот момент я начал смеяться, а он, по-моему, на меня обиделся. Упрощенное восприятие — это еще одна тенденция, свойственная молодым музыкантам. Даже великим мастерам это было свойственно. Однажды даже Билл Эванс сыграл концерт из баллад, потеряв публику в этот момент. Для меня этот действительно великий концерт был примером того, как можно все проиграть.
Михаил: А как эти тенденции проявлялись у конкретных музыкантов на конкурсе?
Даниил: Ансамбль Константина Власенко — характерный пример того, как вся программа исполняется совершенно одинаково. Пока я их слушал, мне приходила в голову фраза Гоголя: "Легкость мысли — необыкновенная". Плюс отмечу недостаточный профессионализм их лидера. Музыканты его были на уровне, пытались поддерживать своего лидера, но как поддержку я это не воспринимал. Это не ансамбль, каждый из них делал свое дело. Ноль динамики, ноль образности. Я не могу упрекнуть их в непрофессионализме, их "краски и кисточки" в порядке, но картины нет, в каждой песне они одинаковы, а музыкантов это не заботит. Плохо не то, что они работают одинаково, а то, что они этого не понимают. Вот еще пример: в финале ансамбль Тони Карапетяна растянул армянскую колыбельную песню "Рури рури", которую исполнял на конкурсе вместе со спецгостем из жюри Мариам Мерабовой. Иногда я со смехом говорю своим студентам, что опытный исполнитель должен быть похож на чекиста: чистые руки, горячее сердце, холодная голова. Мои педагоги учили меня с детства, что то, что ты слышишь на сцене, — это не то, что слышит твоя публика. Непростая школа: разделить свой мозг на две части, одна из которых следит за тем, что происходит на сцене, а вторая контролирует реакцию публики. Музыканты забывают, что одно дело — находиться внутри процесса, другое — снаружи.
Михаил: Наши читатели могут подумать, что кроме отрицательных впечатлений от наших конкурсантов у нас других и не было (смеется).
Даниил: Принцип моего педагога Евгения Либермана был таков: когда я приходил на уроки, он слушал мое очередное исполнение со словами "ну что, неплохо". Потому что о том, что уже хорошо получается, нет особого смысла говорить.
Михаил: Но сейчас речь идет не о музыкантах, для которых критика действительно полезна, а о людях, которые хотят узнать, соответствует ли конкурс современным джазовым тенденциям.
Даниил: Вполне соответствует. Я сразу воспринял этот конкурс как профессиональный. Могу это сказать далеко не о каждом конкурсе. Хорошего на "Arena Moscow Night. Наш джаз" было очень много. Это касается и профессионализма музыкантов, и характера исполняемых тем. Одним из этапов конкурса было исполнение заготовленных заранее тем на выбор вслепую. На этом этапе ансамбль Карапетяна превратил тему Мишеля Леграна "Watch What Happens" из фильма "Шербургские зонтики" в шедевр. В таком виде я никогда ее не слышал, и меня это просто подкупило. Это было решающим аргументом для его победы.
Многие музыканты серьезно выросли за время конкурса. Например, это касается группы Shoo. Их выступление на отборочном туре вызвало во мне волну критики. При этом я инстинктивно почувствовал в их выступлении возможность роста и не ошибся. На финале музыкальный и стилистический прогресс, которого они достигли, был очевиден. На этом конкурсе они проиграли более сильным противникам. Но я не исключаю, что в будущем еще на каком-нибудь конкурсе они окажутся самым сильным ансамблем.
Мне понравилось и то, что на конкурсе были неожиданные формы, например, "Арфа & Джаз". Где-то на гастролях в Европе я увидел джазовый дуэт — арфа и певица, и мне показалось это гениальным. Так что использование арфы лидером этой группы Антоном Котиковым меня тоже порадовало. Причем в данном случае использование арфы было оправдано не только с точки зрения экзотики, но и смысла. Мои первоначальные слова о возросшем уровне музыкантов этот конкурс подтвердил на все 100%. Меня не тревожит будущее джаза — за нами идут очень хорошие музыканты. Конечно, нынешняя ситуация сказывается на них негативно. До меня доходят сведения, что без поддержки государства и финансовой подушки часть молодых музыкантов начинает загибаться.
Михаил: Хочу добавить, что, в отличие от большинства (если не всех) конкурсов, о которых мне доводилось знать, слышать и участвовать, "Arena Moscow Night. Наш джаз" имеет еще и элемент образовательности, популяризации джаза. В контексте конкурса присутствуют новеллы о джазовых стилях, его истории, а развернутые мнения членов жюри очень важны для формирования восприятия публики. Для того чтобы слушать музыку, нужно что-то знать о предмете.
Даниил: Да, это так. Поэтому в заключение я бы хотел искренне поздравить организаторов конкурса. Если получится, это начинание нельзя бросать. Его надо продолжать, потому что именно так и выявляются сегодняшние лидеры молодого джазового движения.

04.12.2020, Михаил МИТРОПОЛЬСКИЙ (ЗВУКИ РУ)

Даниил КРАМЕР