ФЕСТИВАЛЬ  Оттого, что кто-то любит гармонистов

Репортаж по следам 5-го фестиваля губной гармоники. 15 февраля, ЦДХ

Нет, я не спорю, умение извлекать громкий чистый звук из губной гармоники, раз за разом без устали, стабильно, один и тот же, не ошибиться, не промахнуться - признак профессионализма и даже мастерства.
Ронять синкопы, как колун с плеча, не зашибиться, не промазать - также бесспорно трудоемкий процесс, от которого устает не только исполнитель, но и публика. Но в результате приятное впечатление остается от шоу, а не от музыки.

Максим Некрасов - обладатель хроматической губной гармоники из города Санкт-Петербурга - носит, если верить программке, титул "российского Тутс Тилеманса". Он вышел на сцену с очень хорошими, но совсем не сыгранными музыкантами. Он очень старался. Даже обмолвился, что репетировали. Но звучал выспренне и грубо. Гласом в пустыне, раздраженным, что его не слышат.
Первым делом Максим показал, во что можно превратить вальс Ричарда Гальяно, если исполнить его не аккордеоне. Потом интерпретировал Сколфилда и "Караван" Эллингтона. Возможно, для специализированных фестивалей хроматическая губная гармошка - возвышенное гурманство. В условиях суровой московской зимы и неуютных кресел ЦДХ казалось, что тебя оставили один на один с полной тарелкой каперсов, поставив рядом лишь растительное масло и соль. Я намекаю, что если их не заставлять солировать, то в составе более сложного блюда они ох как неплохи...
Впрочем, гитарист Иван Жук, басист Роман Гриднев и барабанщик Дмитрий Севастьянов усердно разнообразили солиста, спеленатого узким диапазоном своего инструмента.
Покидая сцену, Некрасов обнадежил: "А сейчас перед вами выступят настоящие музыканты".
И не соврал.
Справедливости ради отмечу, что Максим Некрасов - талантлив и надежда российско джазовой сцены. Но вот не прозвучал.

По большому счету, аккордеон - не гармонь. Но ради красного словца организаторы не пожалели и ветеранов отечественного джаза. На сцену вышло трио Данилин-Кузнецов-Ростоцкий.
Небыстрые композиционные решения классического джаза в не менее классическом исполнении, где техника превыше эмоции, вызывали поначалу саркастические возгласы в зале. Ситуация вполне извинительная, если учесть, что шоу в Центральном Доме Художника собрались одновременно поклонники блюза, джаза и Федора Чистякова - хэдлайнера концерта.
Однако легкость изложения темы и прозрачные вариативные ходы Fly Me to the Moon сменились темой Генри Манчини, отрекомендованной басистом Алексом Ростоцким как "Две рюмочки на дорогу". Пьеса - монолог, разобранный для удобства "на троих". Вдохновенный напор брехни ординарного американского лузера, покидающего насиженное место ради новых вдохновляющих надежд, обрываемый внезапными волнами грусти. Без слов. Только безупречная в четкости гитара Алексея Кузнецова, артистичный Ростоцкий на басу и филигранная техника Владимира Данилина. Понятно, что "двумя рюмочками" не обошлось, и перед отъездом был пропущен не один автобус. Даже отвязных фэнов Чистякова торкнуло. С чувством, что не так все просто, они охотно присоединялись к аплодисментам поклонников джаза.
Манчини сменила тема из оперетты Легара, затем баллада "I Fall In Love Too Easilly, за ними последовало Посвящение субвуферу Билли Тейлора. Закончили джазмены "Московским пасадоблем", написанным самим Ростоцким, по его признанию, в мечтах о чистых такси и вежливых таксистах. отметим, что пасадобль прозвучал в тот момент, когда объединенная аудитория вцепилась аплодисментами в фалды ветеранских фраков.
Данилин много лет проработал пианистом в оркестре Олега Лундстрема, и снискал славу неординарного и яркого интерпретатора. Но, уйдя из оркестра, вернулся к аккордеону, легкость дыхания которого вызывает одновременно и восторг и некоторую оторопь: "Что-что вы сказали?" В том месте, где острослов-виртуоз вставляет фразу из подзабытого, но очень уместного анекдота, Данилин цитирует Собачий вальс. (Смех в зале.)

Что греха таить, диатоническая губная гармоника умеет больше, чем хроматическая. Возможно, повлияла сыгранность коллектива Станция мир: Владимир Кожекин - губная гармоника, Иван Жук - гитара, Роман Гриднев - бас, космосмическое пространство блюза заполнило ЦДХ. На фантомную орбиту станции вышли - выдающийся блюзовый музыкант из Мурманска Евгений Немов и известный московский барабанщик, лидер Пакава Ить - Гарик Багдагюлян.
Сам гармонический бог велел оттянуться Кожекину - художественному и техническому руководителю 5-го фестиваля, по следам которого топал концерт "4 гармониста". И он оттягивался блюзовыми стандартами, начиная с Би Би Кинга, логично позволяя высказаться виртуозным гитарам Жука и Немова, лица которых проливали лучи счастья в зал. А тот уже пританцовывал силами нескольких бесноватых, отгоняемых от сцены организаторами. Перед появлением долгожданного Чистякова Кожекин слез с западных тем и пропел свою песню "О жестоком раскладе":
...хочешь, я убью всех соседей,
и меня за это посадят?"
Теплый привет Земфире.
И залился соловьем на своей диатонике, вызывая чувство восторга, свойственного музыкальным инструментам, звук которых сначала соприкасается с воздухом, а уж затем становится достоянием электроусилителя.

Художника хочет обидеть не каждый, но поддеть мечтают многие. Легендарного фронтмэна группы Ноль встретил возглас с галерки "Доктор Чистяков!" и бурные продолжительные аплодисменты. "Доктор" начал сеанс с "Эй, ухнем!" вместе с теми же Кожекиным, Жуком, Гридневым и Багдагюляном.
Глубокое дыхание большого баяна не то чтобы внесло свежую струю, но публика облегченно перевела дух: Чистяков все-таки появился.
После концерта я зашел в гости к приятелю и сказал, где был. Приятель посмотрел на меня с удивлением и спросил: "Но ведь Чистяков последнее время ушел в какую-то смурь?" Миф о том, что легендарный рок-баянист ушел на поиски бога и музыка кончилась, - устойчив, но миф. Чистяков светел, радостен и зажигает программой "Баян, гармошка, блюз", которую последние несколько месяцев катает по московским и питерским клубам. Да, он не откликается на призывы зала "дать индейца", но сыграл и спел "Темную ночь", умалчивая о пулях и о кружащейся смерти, он зажег "Зиму в Африке", потом отпустил со сцены оркестр и зажигал соло. Инструменталом собственного сочинения.

Баян под пальцами Федора - орган, волшебная шкатулка, чудовищная ловушка, инструмент, посредством которого он превращает в меха легкие своих слушателей и прокачивает сквозь них свою музыку, принуждая дышать по-новому. Чистяков гримасничал и приплясывал, отбивая такт своими нелепыми зимними ботинками.

А когда музыканты вернулись, он нес несусветно-веселую чушь из детской песенки о Вове и Леве - один из которых мастер Подледного лова, другой - мастер подводного клева:
Манную кашу он всю объедает,
но на удочку не попадает.
Чистяков не собирает стадионы и не стоит в вершинах чартов, но это проблема не творческая. Время "Индейца" ушло, Чистяков не хочет к нему возвращаться. А новое надо раскручивать заново.

- Если вы будете аплодировать, - сказал Кожекин, когда Чистяков направился за кулисы, - музыканты будут джемовать. И они джемовали. Без Чистякова. С Братецким и Соколовым, также губными гармонистами, и с подрастающей сменой.
- А Чистяков? - крикнули из зала.
- А он уже на поезде домой едет, - ответил Кожекин.
Чистяков же сидел за кулисами.
- Когда вы играете, кажется, что вы своим баяном разговариваете с кем-то. С кем? - спросил я Федора.
Он несколько настороженно посмотрел на меня.
- Ни с кем. Я просто играю.