Николай Гиршевич КАПУСТИН  Прощание с удивительным

Композитор Александр Розенблат и пианист Илья Таксер прощаются с великим инноватором Николаем Капустиным

2 июля ушел из жизни Николай Капустин - композитор и пианист мирового уровня, вписавший свое имя в историю российского джаза и мировой академической музыки. Он прожил невероятно насыщенную творческую жизнь, словно уместив в один человеческий век две биографии.

Николай Гиршевич Капустин родился в украинском городе Горловка 22 ноября 1937 года. Свою первую сонату для фортепиано он написал в 13 лет. С 14 лет он стал заниматься с Аврелием Рубахом в Мерзляковском училище, затем поступил в Московскую консерваторию в класс к Александру Гольденвейзеру. Во время учебы он впервые исполнил публично собственное произведение - "Концертино для фортепиано с оркестром" (1957).

Одновременно с развитием его академической карьеры, шла в гору и джазовая: Капустин был участником бэндов Юрия Саульского и Олега Лундстрема, а уже с конца 50-х у него появился собственный квинтет, который исполнял собственную музыку автора наравне с авторскими версиями джазовых хитов.

Однако ближе к 80-м Капустин практически полностью сосредоточился на сочинительстве. Собрание его работ составляет более 160 опусов, соединивших в себе традиции классического фортепианного репертуар и импровизационного джаза, барокко и авангарда.
В современной музыкальной истории он остается, пожалуй, самым джазовым из российских академических музыкантов.

83-летний Николай Капустин скончался от воспаления легких. Практически одновременно ушла из жизни его супруга Алла Семеновна, которая поступила в больницу с диагнозом Covid-19.


Звуки попросили композитора Александра Розенблата и пианиста Илью Таксера, рассказать о музыкальном наследии композитора, о котором так мало известно. Александр был близко знаком с Николаем Гиршевичем, а Илья часто исполняет его произведения в своих программах.

Звуки: Насколько оправданно рассматривать творчество Николая Капустина в контексте современного авангарда?
Александр Розенблат: Интересной видится ретроспекция творчества Николая Гиршевича в сопоставлении с основными джазовыми стилями, исполнителями композиторами и академическими современными композиторами, направлениями и течениями. Это шире, чем сравнение с авангардом . Тем более, Капустин, несмотря на свою современность никогда и нигде в творчестве не соприкасался с ним даже эпизодически. Он абсолютно тональный, "формализованный" и "нормально" - традиционный композитор, не имевший ничего общего с основными принципами авангарда - серией и атональностью. Он стопроцентно "тонален" . И, насколько я знаю, никогда не использовал серийную технологию. С другой стороны, именно по причине полного несходства с авангардом сравнение получится ярким и контрастным, как всякое сравнение абсолютно непохожих явлений, стилей, жанров. Я бы сказал, Капустин антиавангарден.

Звуки: А вы можете вспомнить свои первые впечатления от музыки Капустина?
Александр Розенблат: Конечно, я тогда ещё даже не писал свою музыку. Это были первые исполнения его вещей Николаем Петровым. Это была феерия! Пир джазовых гармоний, ритмов, фактур... При этом все было "выписано", включая мелодические линии а la импровизация - и, что крайне важно, технологически безумно сложно, но в то же время функционально и инструментально. Дело в том, что весь авангард - функционально размытая музыка с точки зрения инструментализма. Играя музыку любых его столпов, не требуется технической оснащенности, - по крайней мере, при исполнении фортепианной музыки. Чтобы играть Капустина, нужно самому быть большим виртуозом. В этом, кстати, тоже проявляется его антиавангардизм.


Илья Таксер: У меня был шок. Из серии "а что, так можно было играть в БЗК?". Это я, конечно, про мощнейшее исполнение Петровым Второй Сонаты Николая Гиршевича. Впервые, я услышал о Капустине от своих продвинутых однокашников-теоретиков. Я вообще был "подмосковным валенком" - не из музыкальной семьи, только поступил в училище при Московской Консерватории, а столичная интеллигенция знала толк и всегда могла подсказать что-то диковинное. Понимаешь, даже в 2000-х еще мало кто подозревал, что это станет классикой! Никто не знал, как реагировать. Но и отрицать, что это гениально, было невозможно.
Александр: Маленький комментарий. Я уже с середины 80х точно знал, что за этой музыкой будущее. Я тогда только начинал писать, и мне надо было решить, в каком стиле писать. И я без колебаний выбрал синтез джаза и классики как стиль, за которым будущее. А сегодня есть уверенность, если не произойдёт ещё каких - нибудь общемировых катаклизмов, лет через 30 уже не будет такой поляризации классики и джаза, и композиционный джаз вольется в классический мэйнстрим. И станет как, скажем, танго.

Звуки: Вы говорите, что Капустин антиавангарден - то есть не радикален?
Александр: Его музыка тональна, функциональна, технологична, мелодична, гармонична. То есть, она традиционна. Его авангардизм"- это полная, тотальная опора на джаз. При этом как бы с отсутствием главной джазовой составляющей-ипровизацией. Как бы потому, что Капустин часто играет в импровизацию внутри пьес, выписывая её до нотки. То есть у него выписанный, подлинный джаз, облаченный в основные классические формы - соната, концерт, прелюдия, фуга и так далее.

Звуки: Насколько такой подход отражает то, что происходило в музыке конца века в стране?
Александр: Полностью противоположный подход.

Звуки: А насколько он опирается на исполнителя - ведь он, по сути, требует уровня пианизма, который в России традиционно остаётся уделом академистов?
Александр: Чего стоит одна гармония? В этом парадокс его творчества - он обращается к академистам, практически ничего не понимающие в джазе. Поэтому частенько его музыку превращают в карикатуру. Мы как раз вчера это обсуждали с Мирой Марченко - говорили о необходимости джазового ликбеза в академической среде. И вспоминали Капустина. Кстати, именно в этот момент в ленте появилось сообщение о его уходе...
Илья: Врезался в память один эпизод. Мой близкий друг и сокурсник, пианист Никита Крылов, как-то раз во время перемены, лукаво на меня посмотрев, сказал: "Илюхан, пойдем, чё покажу" - и как только я закрыл за собой дверь класса, он сыграл мне первый этюд Капустина. Это меня потрясло! Это был единственный случай в моей жизни, когда я испытал чувство "на его месте должен быть я" - и с тех пор я играю музыку Николая Гиршевича.
А днём позже Никита пробрался на какой-то полуподпольный концерт Вячеслава Володина. В программе, помимо прочего, значились и произведения Капустина. К изумлению Никиты, в зале, всего в паре метров от него обнаружился и сам Николай Гиршевич. В перерыве мой товарищ подошёл к маэстро и поблагодарил его за этюды, чем заметно огорчил автора. На вопрос, почему это его расстраивает, Николай Гиршевич скромно ответил: "их теперь все только и играют, а я тут 12-ю сонату закончил..."
Мы с Дарьей в Fedorova & Takser Piano Duo имеем честь играть его поздние опусы, некоторые из которых еще не были опубликованы. К великому сожалению, наша мечта сыграть автору останется неисполненной.

Звуки: Что в этой музыке больше всего привлекает тебя как исполнителя?
Илья: Несмотря на сложность фактуры, к которой нужно привыкнуть, меня поражает ее точность и аккуратность. Чего бы это ни касалось: ритма, артикуляции или изложения самой музыкальной мысли. Это предельно ясно и пианистично. Подобное понимание нужд пианистов я встречал в тексте, пожалуй, только у Леопольда Годовского.

Звуки: Александр Петрович, а как ваши коллеги воспринимали творчество Капустина?
Александр: Все были ошарашены, потому что на фоне "неспешного авангарда" Луиджи Ноно и скрипения и хрипения Штокхаузена появилась музыка пышных, красивейших гармоний, блистательной яркой виртуозности, требующей колоссальной технической оснащенности - всего того, что совершенно не требуется в академической музыке. Когда Николай Петров появился в БЗК с его этюдами, с его Токаттиной - это был глоток свежего воздуха. И этот вопрос восприятия классической аудиторией - он очень сложный, потому что он связан с восприятием джаза.

Звуки: Какова судьба его творчества и как оно развивалось?
Александр: Это интереснейший феномен! Оно приобрело сразу колоссальную популярность, потому что всем - большинству - всегда нравился джаз. Эрл Гарнер, Оскар Питерсон, Арт Тейтум, Дейв Брубек, Дюк Эллингтон - мы всегда слушали их, кто по "вражьим голосам", когда это было запрещено, кто на пластинках, которые у нас скудно продавались... Эту музыку любили. Никто не понимал, как она устроена, но слушать любили. В том числе, академисты.
Но - и это одна из главных проблем сегодняшней музыки по отношению к джазу - эти пласты, джаз и классика, - находятся на разных полюсах. Хотя этому явлению уже 100 лет, джазу не учат, за исключением редких колледжей в Штатах и в Европе. И любая ответная реакция преподавателей и серьезных академических музыкантов вполне естественна. Представьте: вы - мэтр, вы можете рассказать о Шопене, о Бахе, о мелизматике... И вдруг на ваш суд выставляют джазовое произведение. В лучшем случае, вы, как чистый академик, сможете отличить Дюка Эллингтона от Коулмана Хокинса или Эллу Фицджеральд от Армстронга. Но все, что выходит за рамки этого - у вас нет ни критериев оценки, ни понимания, что хорошо, что плохо. В силу этого Люка Дебарг, который выходит, играет какие-то свои телебульки и говорит, что это джазовая импровизация, вопринимается на ура публикой, потому что публика не умеет это оценивать. Люди часто думаю, что слышат джаз, хотя к джазу музыка не имеет никакого отношения. Ответная реакция - игнорировать, потому что не всякий мэтр сознается в своей беспомощности.
Не случайно на конкурсе Шумана китайцы обожали играть этюды Капустина, так организаторы приняли решение не играть его пьесы. Это защитная реакция: потому что каковы критерии оценки? Как его нужно играть? - А никак.


Илья: Это вы, Александр Петрович, прогрессивный композитор. А нас, академических пианистов, за включение джазовых пьес в программу никто по головке не гладил. Вы вспомните, какой резонанс вызвало исполнение Вариаций Капустина на конкурсе Чайковского в 2011 году. Заметьте, никто из столичных музыкантов не решился. А Йол Юм Сон из Кореи взяла и исполнила. Что, в частности, помогло ей завоевать 2-ю премию после Трифонова. Пьеса ведь абсолютно гениальная!
Александр: Решение - необходимо параллельно, с детства, обучать джазу. Он со временем обязательно станет академическим, он вольется в семью жанров - как танго, как вальс. Это просто другой аспект world music. Для этого необходимо объяснять людям основы: что такое туше, свинг, почему джазмены играют "в клавиатуру", объяснять, что это особая музыка. Нужно выявлять одаренных людей - ведь джаз требует особых способностей. Из ста музыкально одаренных людей пять - метро-ритмические, импровизационно способные к джазу. Это уникальные люди. К ним требуется совершенно другой подход.


Звуки: Это касается и игры, и восприятия джазовой музыки?
Александр: Это касается и музыки Капустина, и джазовой музыки, и моей музыки - для ее восприятия и игры требуются настоящие знания, умения, определенные способности. А ее популярность объясняется предельно просто. Это всегда нравилось музыкантам - джазовая музыка. А тут все выписано: ты берешь аккорд, связываешь какие-то мелодические построения - и у тебя в голове звучит Питерсон, Гарнер, evergreens, vintage, джазовые истории. Ты берешь запись - что-то напоминает Дюка, что-то Гершвина... и можешь осознать "руками", как их играть. Похожая история - с этюдами Годовского по Шопену: они безумно красивы, колоссально сложны, все пытаются их играть и у единиц получается. Все пытаются их выучить, ломают себе зубы, лбы и набивают шишки, но не могут этого не делать, потому что это безумно привлекательно. Это моя "больная" тема - джаз и академисты.


Звуки: Видимо, лучше всего слушать, как сам композитор исполняет свои работы?
Александр: Кстати, Капустин был блистательным пианистом. Чемпионом курса по этюдам и гаммам. А с ним на курсе учились страшные виртуозы - Ашкенази, Цатур. Для меня вершина его творчества - прелюдии и фуги, к сожалению, редко исполняемые по причине огромной сложности.
Получилось, что я ушёл от авангарда, но частично, поскольку все, о чем я говорил, в авангарде отсутствует. Так что это, своего рода, сравнение.

Звуки: Когда вы противопоставляете Штокхаузена и musique concrete и Капустина - вы говорите именно о богатстве бэкграунда, но ведь джазовые музыканты - наследники не менее богатой традиции, просто ее сила не в технике?
Александр: Не согласен. В творчестве Капустина мы видим следование традициям джазового виртуозного пианизма Тэйтума, Питерсона, Уилсона. Это были виртуозы, гиганты.

Звуки: Верно, то есть речь все же о чем-то большем. Мне кажется, это больше мировоззренческие вещи.
Александр: Я думаю, это чисто профессиональные истории. Капустин был блистательным классическим и джазовым пианистом одновременно. И в своей музыке он соединил обе эти ипостаси. И сделал это руками.


Николай Капустин
22.10. 1937 - 2. 07. 2020

08.07.2020, Соня СОКОЛОВА (ЗВУКИ РУ)

Николай Гиршевич КАПУСТИН