Мы сидим с Филиппом Горбачевым в темной дыре в стене на гимнастических матах: через двадцать минут у Филиппа начнется сет в рамках выступления на вечеринке Армы17 BUNKER. На часах 11 утра, воскресенье, и это последний концерт Филиппа в рамках тура 2015 года, включавшего в себя выступления в Австралии, Мексике, Европе и стартовавшего с концерта на берлинском Boiler Room. Резидент лейбла Сomeme рассказывает о Ремизове, работе с гитаристом Butthole Surfers и репетициях с Александром Липницким.
Звуки: Филипп, давайте начнем с самого начала: кто такой Филипп Горбачев? Все более-менее знают о вас только обрывочные данные: жил в России, теперь живет в Берлине, выходит на лейбле Comeme. И все же — как так получилось, что вы стали большим артистом на Западе? С чего все началось?
Филипп: Я не верю в то, что есть большие артисты. Я верю в то, что есть просто музыкальная работа — и это самое главное. Ежедневная работа — это то, чем хочется поделиться с публикой: какой получился ритм, устраивает ли он меня, насколько я преуспел в том, чтобы полюбить людей, и в первую очередь, публику. Честно. В этом смысле путь артиста бесконечен, и я пока только в самом его начале. Мне просто повезло, что я с самого раннего возраста очутился в чуть более музыкальной среде. Мой папа был автогонщиком, и у меня был с одной стороны рев моторов, а с другой стороны – много друзей из тусовки Звуков Му и просто свежий воздух. Ну и пластинки были дома, это, мне кажется, очень важно.
Звуки: Какие пластинки?
Филипп: Я Джими Хендрикса (Jimi Hendrix) слушал, когда мне было шесть или семь лет.
Звуки: Неплохо.
Филипп: Да. У Хендрикса есть игра, есть это "настоящее": когда человек струны в самом деле рвет.
Звуки: У вас была и дружба со Звуками Му, и чуть ли не совместные репетиции с Липницким, и живые инструменты: как вы от этого к электронике перешли?
Филипп: Как появилась электроника? Вот многие говорят: "электроника", "электронный музыкант", а для меня электронная музыка в принципе не интересна, ни как жанр, никак. Мне интересна танцевальная музыка как способ поделиться с людьми чем-то. Если брать танцевальную музыку, то для меня любая хорошая музыка — танцевальная, она ведь направлена на то, чтобы зарядить дух человека энергией движения, и, самое простое, радостью. Есть отличный пример из Чикаго: Green Velvet. У них ведь это как начиналось? Все выросло из госпела. А потом они решили: вы, ребята, делаете фанк, а мы тоже фанк будем делать, только на машинах. Все это превращается в совсем другую историю, когда люди не маются, и что-то там дома слушают, а когда они на танцполе. Это похоже на то, как в XX веке реформировался театр: у Брехта зритель стал чуть ли не главным участником действия на сцене. Так же и в электронной и танцевальной музыке: люди, которые приходят потанцевать, — это самое главное. Они здесь и сейчас. Поэтому переход к этому для меня был своего рода выходом в иное измерение, изменение от классического, более рокового звучания, или от группы, которая играет на гитарах и поет про какие-то проблемы. Мне хочется человеку дать больше пространства, чем я сам.
Звуки: И все-таки хочется докопаться: ведь начинали вы все-таки с живых инструментов? У вас была какая-то группа? У всех же в 14 лет была какая-нибудь группа.
Филипп: Ну да, была какая-то. Мы просто собирались и играли, чтобы приобщиться к ритму. Например, Саша Липницкий (Мамонов — нет, но Липницкий — да) заходил за мной, когда мне было 14 лет, и тащил меня с собой играть на бас-гитаре, а я играл тогда на барабанах. Для меня эти уроки были очень важными: я научился с другим человеком находиться в студии одновременно, и уважать его музыку тоже. Это самое главное: когда ты играешь в группе, ты должен слушать и уважать других.
Звуки: А вы начинали играть здесь, в России, или сразу для себя решили, что хотите, условно говоря, делать карьеру музыканта в Германии? Или просто так получилось: вы начинали тут, вас заметили, и вы уехали?
Филипп: Карьера моя началась здесь, да, я играл здесь, но я не люблю карьерных отношений. У меня были цели, вещи, которыми я захотел поделиться, и музыка стала той формой, которой я смог поделиться с людьми. Я по сути дела, ничего не делаю, кроме музыки, и живу только за счет нее. Я выступаю в Москве четвертый раз за четыре года: уже играл на "Арме" на прошлый Новый год, один раз в "Солянке", и еще на одном мероприятии на "Флаконе". Два из четырех раз я приезжал в Москву вместе с Матиасом Агуайо (Matias Aguayo), который меня очень зарядил энергией, и дал много советов практических и технических, и поэтому я приезжаю уже все-таки с немного другим вниманием публики к себе.
Звуки: Как вы с Матиасом познакомились?
Филипп: Я так заинтересовался лейблом Comeme, когда он только начинался, что решил подработать водителем, чтобы купить билет в Кельн на фестиваль c/o pop. Там я просто подошел к нему и сказал: "Ребята, давайте дружить". Люди из Латинской Америки очень дружелюбные и позитивные, поэтому это было просто. Я поддерживал контакт с некоторыми участниками лейбла, а когда переехал в Берлин, то так получилось, что мы с Матиасом переехали на одну улицу. И мы сидели в своих пустых необжитых квартирах в не очень престижных, прямо скажем, районах Западного Берлина, и обсуждали планы на будущее: как мы сделаем студию, как будем выпускать пластинки. У Матиаса был тогда более диджейско-продюсерский подход к работе, а я был скорее человеком, который вышел из более живого музыкального контекста: барабаны, вокал — я всегда люблю это использовать. И у нас за счет этого вышла дружба: Матиасу было любопытно, что я мог бы сделать, он увидел во мне потенциал. Это очень важно, когда люди воспринимают других в прогрессии. Он человек очень мягкий, но при этом очень трудолюбивый; его главный совет — "Let it go".
Звуки: Недавно мы с коллегами наблюдали, как чуть не подрались музыкант и промоутер, обсуждая вопрос "Каковы должны быть отношения между менеджером и музыкантом". У вас есть идеальная формула?
Филипп: Когда ты уверен в людях, с которыми ты работаешь, и когда люди, которые с тобой работают, делают это не ради денег. Матиас никогда не был моим менеджером. У меня в принципе-то менеджера нет, он мне попросту не нужен. Конечно, есть дорогие мне люди-координаторы, которые помогают делать отдельные вещи, например, мой агент. Как Джеймс Браун (James Brown): он был менеджером своих проектов номер один, а все остальные люди, с которыми он работал, — они просто помогали, были участниками команды. Это должно оставаться так. Менеджер должен быть скорее идейным другом, остающимся с тобой на протяжении многих лет. В истории очень много таких примеров. Или быть человеком, который стоит за группой или за лейблом, и работает там от начала до конца. У нас в Comeme, скажем, есть мексиканская девушка Авриль, которая занимается бюро, и всеми связями: без нее много чего не было бы.
Звуки: Почему Берлин? Как вы туда переехали?
Филипп: Берлин — это то место, где я сейчас работаю, но я не знаю, где я буду через пару лет. Может быть, останусь там же, но, может быть, и нет, в мире ведь столько крутых мест. Недавно я был в Австралии, и мне там очень понравилось, был в Мексике — и там прекрасно. Но пока в Европе мне работается лучше всего.
Звуки: Многие российские музыканты любят ездить в Берлин работать: в чем гений места? Почему там так хорошо?
Филипп: Не знаю. Берлинское техно? Ну да, берлинское техно. Однако помимо него в Берлине есть ощущение, что ты все время находишься в начале. Тебе не очень важны какие-то статусные, шикарные вещи, как в Москве. Там люди в принципе друг на друга мало внимания обращают. Берлин – рабочий город, стоит на песке, продувается со всех сторон. Там все время большая текучесть настроений, там всегда очень свежо. Опять же, как Вальтер Беньямин говорил: Москву лучше всего видно из Берлина. Я почему ведь туда уехал: мне просто в один момент очень захотелось убежать ото всех людей, с которыми я здесь жил и работал и общался. Чтобы эффективно работать, мне вообще никто нужен. Я отлично сам справляюсь. У меня в берлинском телефоне записано меньше десяти номеров: моя жена, Матиас, Авриль и пара других. Я не хожу на вечеринки, не хожу в бары (окей, у меня есть один секретный, для особых встреч), я просто делаю музыку каждый день. Я в Берлине стал погружаться в книжки, начал молиться каждый день — это то, чего мне в Москве вообще не удавалось по причине перенасыщенности жизни. В Москве хочется убежать от себя, и поэтому сразу появляется это все: пять телефонов, дорогие машины, звонки – это мне не нравится. Я счастлив по-другому.
Звуки: Вы скучаете по чему-нибудь московскому?
Филипп: Нет. Абсолютно.
Звуки: Но при этом у вас много вокальных партий на русском.
Филипп: Для меня русский язык – неизведанный инструмент. Если послушать, как Вертинский поет на русском или как Ремизов, как поэт, вкладывает в свои сказочные произведения ритм, мелодику — для меня очень это интересно. Можно пойти в магазин и купить себе какую-то дорогую примочку, а можно открыть для себя какие-то части русского языка, и понять, что это очень музыкально. Ритм — самое главное.
Звуки: У кого из русских писателей, помимо Ремизова, хороший ритм?
Филипп: Ремизов уникален. Вообще я много книжек не читаю, стараюсь слушать музыки побольше. Исаака Сирина люблю читать. Это просто близко к музыке, к ее сущности. Ну хорошо, да, люблю иногда Сорокина почитать, посмеяться, и есть куча всяких романов, но пока на это нет времени.
Звуки: А русская музыка? Вы слушаете что-то новое?
Филипп: Я много времени уделяю на прослушивание рабочих записей внимательно, с погружением, чтобы слушать везде: в клубе, в машине, на студии — и ничего не упустить и выпустить самое главное. Слушаю DamFunk со Снуп Доггом (Snoop Dogg) "7 Days of Funk", мне очень нравится.
Звуки: Как появились продюсеры вашей последней пластинки?
Филипп: Когда ты делаешь пластинку в современном контексте, очень важно набрать людей, которым ты доверяешь. У меня стояла задача, чтобы музыка не звучала технически однобоко. Человек, который делает техно, будет делать ему техно, неважно, что ты ему дашь. А когда гитарист Butthole Surfers Пол Лири (Paul Leary) получает имейл ниоткуда, и пишет в ответ: "Да, чувак, давай поработаем, хотя, ты же знаешь, я делаю рок вообще-то?" — это интересно. А я ему в ответ: "Ну и что? Как тебе такая история?".
Звуки: То есть так все было?
Филипп: Да. Очень много на пластинке сыграно вживую, ничего не запрограмировано, потому что каждый звук там — синтез многих звуков. В итоге получился результат, который настолько более техно, чем техно, насколько это возможно. И наоборот: когда я обратился к Тобиасу Фройнду (Tobias Freund) из "Бергхайна", чтобы он сделал три микса, он вышел с каким-то более джазовым подходом. Мастеринг я делал в Америке: немецкие инженеры не могут сделать так, чтобы мне нравилось. А в Америке есть динамика, есть пространство. Мне пора до начала осталось 20 минут! Спасибо!
1981 – Группа Yes ушла в бессрочный творческий отпуск. Тревор Хорн занялся продюсерством, его коллеги — Алан Уайт и Крис Сквайр задумали создать совместно с Джимми Пейджем супер-группу под названием XYZ (сокращение от ex-Yes-and-Zeppelin). Спустя 2 года, наигравшись, Yes вновь собрались вместе в… »»
Leo PARKER (1925)
Bob ANDERSON (1934)
Paul ROTHCHILD (1935)
Glen D. HARDIN (1939)
Mike VICKERS (1941)
Стабблфилд КЛАЙД (1943)
Andy NARELL (1954)
Майк НАУМЕНКО (1955)
Todd TERRY (1967)