ФЕСТИВАЛЬ  Osheaga 2011. День первый: поправка Эминема

Первое и главное нововведение Osheaga – три фестивальных дня вместо двух – казалось обманным маневром с момента его обнародования. Шестилетняя история “Ошихаги” не жалуется на калибр хедлайнеров – Coldplay, Arcade Fire, Smashing Pumpkins, The Killers - но никогда раньше отдельно взятый фестиваль не был настолько подчинен одному громкому имени – согласившегося на пятничный сет Эминема (Eminem).

Штука в том, что у вернувшегося в музыкальный бизнес, но не спешащего заряжать полноценные турне Эма этим летом – всего четыре концерта в Северной Америке, причем монреальский – второй после хедлайнерского сета на Bonnaroo. Об этом крупным шрифтом сообщали фирменные майки Эминема, разошедшиеся на фестивале совершенно немыслимым тиражом еще до того, как я до него доехал. Словом, последняя пятница июля была не столько первым днем Osheaga, сколько днем, когда в Монреаль вернулся главный белый рэпер всех времен – а к его долгожданному сольнику зачем-то пристегнули пятичасовой саппорт-билл.

Сольник Эминема оказался мероприятием с отягчающими обстоятельствами. Во-первых, на него пришли очень много людей – новый фестивальный рекорд достиг отметки в 38 тысяч зрителей. Во-вторых, очень большой процент этих людей составили те, ради кого в местном блоге выдумали политкорректные формулировки типа “um, you know, that impolite term for Caucasians who are WAY into hip-hop” – короче, гопники, которых я в этот вечер увидел больше, чем за предыдущие пять лет жизни в Монреале. И, в-третьих, большинству из пришедших не было вообще никакого дела до кого-либо, кроме Эминема – особенно после того, как выступление Kid Cudi отменилось из-за болезни рэпера.

Первое серьезное имя в лайн-апе – Broken Social Scene, канадская инди-коммуна, три года назад отыгравшая один из лучших сетов в фестивальной истории. Увы, в этот раз катарсисов не обещает ни палящее, несмотря на довольно поздний час, солнце, ни сами BSS, сместившие концертный акцент с лучших песен на вещи с прошлогодней – образцово заурядной - пластинки “Forgiveness Rock Record”. Играющая в расширенном, с пятиголовой духовой секцией, составе группа старается, осыпает незаслуженными комплиментами неблагодарную публику, но к своей лучшей форме даже не приближается – не то время, не те звук и свет, не та аудитория. Не тот, в общем, антураж.

На экологически дружелюбной “зеленой” сцене тем временем начинается сет Джозефа Артура (Joseh Arthur) – в меру одаренного и крайне плодовитого барда, некогда ставшего первым американцем в каталоге Real World Питера Гэбриела (Peter Gabriel). За спиной у него – собственноручно расписанный минуту назад холст (среди партнеров Osheaga – постоянно устраивающий благотворительные аукционы фонд War Child), а в сет-листе – песни разных лет, исполняемые под гитару и, страшно сказать, “минусовую” фонограмму (это выясняется, когда Артур расстается с инструментом и начинает петь, рисуя). Последней, под дружный рев немногочисленных поклонников, звучит баллада “Honey and the Moon” из х/ф “Американский пирог-3”.

Сет Артура оказывается лучше, чем выступление Broken Social Scene, но и тех, и другого в два притопа и три прихлопа убирает Джанель Монэ (Janelle Monáe) – восходящая суперзвезда примерно полудюжины музыкальных жанров. Правда, если BSS промахнулись временным слотом, то Монэ – фестивалем: на месячной давности Festival International de Jazz de Montreal, устроившем бурные овации куда менее даровитым Эсперанце Сполдинг (Esperanza Spalding) и Никки Янофски (Nikki Yanofski), Джанель бы как минимум канонизировали.

Так или иначе, колоссального таланта артистка отыграла титанический часовой сет, ограничившийся при этом семью или восемью песнями – кое-чему научившись, играя на разогреве у Принса (Prince), Монэ, очевидно, склоняется к тезису о том, что действительно стоящими вещами стоит заниматься как можно дольше. Highlights – гурманские, Принсу на зависть, десятиминутные джемы по мотивам “I Want You Back” The Jackson 5 и ее собственной “Mushrooms & Roses”. Джанель и ее музыканты – черный низ, белый верх – играли и звучали выше всяких похвал, но белые юноши в черных майках со слоганом “I’m with Stan” в происходящее явно не врубались, а наименее воспитанные из них и вовсе скандировали между песнями: “Э-ми-нем!”

Эминем, как и следовало ожидать, был страшно крутой, но одна фундаментальная проблема адекватному восприятию его сета, как ни крути, мешала: слиться в едином порыве с его аудиторией не получилось бы, даже смешав спонсорский ром со спонсорским пивом – и приложившись к одному из сотен ходившим по рукам косяков. “Кто из вас не ругался с предками? А теперь все вместе: Fuck you, mum! Fuck you, dad!” – ну что на такое ответишь? Go fuck yourself разве что. Или, скажем, “did you motherfuckers love motherfucking Nate Dogg?” Ну, если честно, при всем уважении к покойному, не очень – и что теперь?

К тому же, Эминем отчасти подтвердил предположение, не раз возникавшее на всевозможных телевизионных церемониях – живой эмси из него, в общем, не ахти какой, и на собственном концерте король рэпа был не столько певцом или там шоуменом, сколько эдаким Морриконе – титулованным дирижером на празднике имени себя. Тем более что половину слов за Эма пели 38 тысяч зрителей, а еще треть – семплированные специальные гости типа Стивена Тайлера (Steven Tyler) или Рианны (Rihanna).

С другой стороны, со своей основной задачей – поставить аудиторию на уши – Эминем справился еще до выхода на сцену, одобрив кокетливые титры “В 2005 году Эминем отменил европейское турне и лег в больницу, вызвав волну слухов о своем уходе на пенсию. В 2011 году он возвращается в Монреаль, чтобы все вы стали свидетелями его RECOVERY”. Песням с прошлогоднего (правда неплохого) альбома “Recovery” и совсем нового (похуже) диска “Hell: The Sequel” (в майке Bad Meets Evil Эм провел большую часть шоу) – особенно синглам “Lighters”, “Love the Way You Lie”, “Not Afraid”- повезло, к слову, больше других. Они исполнялись более или менее целиком, в то время как хиты старые – “My Name Is”, “The Real Slim Shady”, “Sing for a Moment”, даже “Stan” и “Cleanin’ Out My Closet” – звучали преимущественно фрагментами и в формате попурри (исключением стала, кажется, лишь “The Way I Am”).

В общем, в какой-то момент я пообещал себе дождаться “Lose Yourself” и немедленно уйти (своевременно смыться с Osheaga очень важно – в центр города возвращает только метро, полуночная очередь на вход в которое может растянуться на час-другой) – ну и, разумеется, “Lose Yourself” была последней. О том, что я ее дождался, я, впрочем, не пожалел – какими бы благоглупостями ни занимался Эминем на протяжении предыдущих полутора часов, свою главную песню он проорал так, что последние сомнения в мудрости фестивального оргкомитета развеялись с ее последними аккордами. В конце концов, это редкая песня Эминема, к содержанию которой нет вопросов ни у гопника, ни у коллекционера концертных катарсисов.